Съемки клипа Ich Will

Интервью со всеми участниками «Раммштайн»

Кристоф: Наверное, каждый мечтает сняться в кино в роли плохого парня или же члена банды, грабящей банки. Именно этим мы и будем заниматься в клипе.

Рихард: Обычно, когда пишешь альбом, всегда хочется что-нибудь изменить… и потом все время думаешь, что кое-что мог бы сделать гораздо лучше. А вот про этот альбом (Mutter – О.Б.) я нечего такого не думаю… я абсолютно счастлив, что он такой, какой есть, меня все устраивает!

Флаке: Мы беспрерывно в турне с тех пор, как выпустили альбом, и это очень весело, потому что мы, наконец, могли сыграть новые песни.

Оливер: Мы теперь гораздо увереннее выражаем наше отношение к песням; в нашем предыдущем видео мы чувствовали себя немного неуверенно, не могли сказать всего, что хотели, но теперь, когда у нас есть отклики от публики, да и альбом приняли очень хорошо…

Кристоф: Мне очень важно играть «живые» концерты, мне вообще кажется, что группа существует только тогда, когда выступает живьем на сцене, все остальное – просто теория.

Пауль: Иногда видишь перед собой кого-то, кому твоя работа внушает благоговейный трепет – парня или девушку, и тогда на концерте ты выкладываешься для него одного.

Флаке: Вы, наверное, слышали, что мы очень популярны в Исландии, особенно если учесть, сколько у них там населения: из 250 тысяч 12 тысяч человек были на наших концертах, нас там все знают… это как если бы в США на наш концерт пришло 30 миллионов фанатов - для сравнения.

Пауль: Два дня назад мы были в Мехико, и было как-то глупо, что люди там подпевали нам громче, чем в Германии… придется выпускать следующий концертный альбом в Мехико.

Тилль: Что касается меня… в немецком турне я испытал много эмоций, потому что песня «Ich Will» - это общение с публикой, и я хорошо помню, что мы думали об этой песне перед тем, как ее записать: удастся ли ее вообще сделать, подходит ли она «Раммштайн», а, может, она вообще глупая. Вообще не в нашем стиле делать нечто подобное, но позже, когда мы стояли перед 12 или 14 тысячами человек, и каждый – правда, каждый из них поднял руки вверх… очень странное ощущение, мурашки бегут по коже.

Пауль: В Америке, когда мы поем: «Wir wollen Eure Hände sehen!», никто руки вверх не поднимает. Но мы над этим работаем – может, выпустим специально для США видео с субтитрами, чтобы люди знали, что делать, когда мы приедем в следующий раз.

Кристоф: Обычно мы не общаемся с аудиторией… певец ничего не объявляет, не говорит «привет», «пока», молчит в перерывах.

Пауль: Песня – такое ироничное посвящение всем этим старым рок-штучкам вроде: «Хе-хе-хе», «Ох-хо-хо».

Тилль: Что люди делают на концерте? Хлопают, поют песни, и группа видит двусмысленность во всем этом - мы действительно не понимаем, зачем люди делают это… по мне, это как-то… немного глупо… и поэтому мы поем о том, что не понимаем их. Строчка "Ich verstehe Euch nicht"… в этом вот смысле - это хорошее решение.

Пауль: И снова это очень типично для «Раммштайн» - все всерьез или в шутку? Ну, мы, конечно, шутим, однако в каждой шутке…

Кристоф: Для «Раммштайн» клипы всегда были хорошим транслятором, нам повезло, что мы можем делать клипы, которые еще более потрясающие, чем песни – они как произведения искусства, например, «Du hast». Может, и с новым клипом мы добьемся того же.

Тилль: Вполне возможно, этот клип – попытка снять римейк «Du hast»… более четкий сюжет, где больше экшена.

Рихард: В этом смысле мы вернулись к тому, с чего начали в «Du hast» - это была гангстерская история, где мы все шестеро были вместе. То, как мы выглядим в «Ich Will», очень напоминает мне историю «Du hast».

Тилль: … Это возвращение к жесткости…

Флаке: В этом видео мы хотели доставить всем неприятности, мы были злодеями.

Рихард: Я думаю, что лучшее во всем этом - это то, что мы почувствовали себя плохими парнями, и нам удалось показать, что в нас есть что-то от них.

Флаке: В каждом фильме сейчас есть убийства, проливают кровь, убегают, убивают. И люди думают, что все окей, все нормально. Но когда в видеоклипе показывают оружие, то все приходят в ужас. Я думаю, что это просто смешно.

Оливер: Мы хотели снять видео гораздо жестче… но у нас были ограничения в лице MTV, например… вообще у нас нет проблем с теми, кто думает, будто клип будет прославлять насилие… это просто способ самовыражения через современное искусство.

Йорн, режиссер: Мир состоит не только из цветочков и воздушных облачков. Мы хотели снять экшен, потому что все любим смотреть фильмы о преступниках; это часть жизни, и я не хочу ее скрывать от аудитории, даже от музыкальной… В рок-музыке есть картинки и пожестче. Когда смотришь клипы металлистов, то начинаешь скучать по черному цвету, если его там долго не показывают.

Кристоф: Будет две версии клипа: цензурная и без цензуры. Нецензурная, наверное, будет показываться либо по ночам, либо только на нашем сайте.

Пауль: В одном варианте в конце подрывает Флаке, а в другой – Пауль… хорошая и плохая версии!

Оливер: Мы не придумываем специально никаких провокаций, мы все делаем по чистой наивности.

Флаке: Самое смешное вот что: когда мы пытались сделать нечто провокационное, то люди обычно только смеялись над нами, а когда мы делали что-то смеха ради, то это, в конце концов, воспринималось как нечто злобное. Мы почти никогда не знаем, как в результате публика среагирует на нашу работу.

Тилль: Мы были так рады, когда увидели заголовок на последней странице газеты «BILD»: «Мертвый ребенок – это ужасно!»("Totes Baby - Wider-lich!")… очень были довольны… вообще-то мы не собирались никого провоцировать этим, нам просто картинка понравилась… но скандал был большой.

Рихард: Очень важно, что «Раммштайн» могут работать и без провокаций – просто как музыканты… это очень важно… когда случаешь альбом, и музыки достаточно для понимания.

Флаке: Я понимаю клип так: мы злодеи, но, несмотря на это, получаем признание толпы, потому что благодаря прессе толпу интересует зло, и она нас обожает… то есть ты можешь добиться большего признания через насилие, нежели через добрые дела.

Рихард: Клип показывает… привлечение внимания через грабеж… ты можешь стать любимцем прессы (конечно, с помощью манипулирования), потому что все, чего хочет пресса – это показывать подобные картинки, и финал будет абсурдный, растлительный, омерзительный… вы будете вознаграждены.

Йорн: Пресса сама себя хлопает по плечу, когда показывает церемонию награждения; они поддерживают группу, в конце группа достигает всего – но все и теряет, потому что попадает в тюрьму. Однако это – наименьшая жертва для того, чтобы стать популярным, а Флаке вообще становится бессмертным, его портрет висит на стене в эпизоде с награждениями… он не попал на церемонию, но он единственный получил все – бессмертие.

Тилль: Я не думаю, что кто-то мог бы зайти так далеко… это все фантазии. Но если повспоминать, то мы сделали все, чтобы привлечь внимание… Пауль, к примеру, пускал на публику газ, а затем возгорались маленькие фонтанчики, и огонь очень быстро распространялся повсюду. Или же горящее пальто, немного пиротехники, взрывов… Внимание – важная вещь, люди помнят твое имя, говорят о тебе… но, конечно же, есть предел тому, что вы можете сделать.

Оливер: Мне не кажется, что клип рассказывает о том, как надо общаться с прессой, или как лично мы с ней общаемся… мы не манипулируем прессой, мы – жертвы, нас все время понимают неправильно. Но в клипе – все наоборот: это мы используем прессу. Может, таковы наши тайные бессознательные желания.

Тилль: По-моему, выступать на сцене и записывать диски в студии – это значит быть музыкантом, а не играть/нести всякую чушь… и… ну, вы знаете, сейчас развелось очень много так называемых артистов, которые существуют лишь благодаря прессе, но ничего не сделали и не смогут сделать – качественного, имеется ввиду. Вот в чем разница.

Йорн: Это я хотел, чтобы каждый из «Раммштайн» имел какой-нибудь изъян, потому что они для общества – прокаженные. У Тилля деформирована нога. Для меня это такой символ… знаете, когда он появляется, то понятно, что это идет Сатана со своей козлиной ногой (согласно мировой символике, Сатану можно узнать по копытам вместо ступней, либо же он хромает на одну ногу – О.Б.). В дополнение у Рихарда – пластмассовая рука. Он этой рукой ничего не чувствует – он берет руку кассира и нажимает ею на звонок тревоги. Вот такие атрибуты я придумал парням, чтобы добавить немного стресса. Ведь мы же не снимаем полноценное кино, у нас нет диалогов, поэтому несколько подобных деталей скажут многое о персонажах.

Пауль: В фильме «Эдгар Уоллес» у плохого парня обычно есть шрам или контактная линза на одном глазу, ужасная и страшная. Сначала вы видите нормальную сторону его лица (Пауль поворачивает в камеру одну сторону лица), а затем он поворачивается, и все кричат: «А-а-а-а-а!»

Пауль: Мы снимаем в здании Тайного Совета ГДР – это не компьютерная игра, вы и не знаете о ней ничего, это страна такая была… вот прямо здесь была, ГДР называлась… Маленькая такая и милая. Ею правил злобный Эрик Хонекер – вот прямо в этом доме.

Йорн: Мне легко понимать то, чего хотят парни, их идеи очень близки моим. Мы находим общий язык, нам нравится одна и та же музыка, те же фильмы – так что, в конце концов, очень легко договориться о том, что мы будем делать.

Рихард: Мне что нравится в Йорне… я вижу, что он не эгоцентричный, его волнует сам продукт – он не из тех парней, которые всего лишь хотят реализовать свои идеи. Йорн из тех, кто очень легко и быстро может принять чужую идею и воплотить ее.

Йорн: Я – часть прессы, часть медиа индустрии, я делаю вещи для публики, манипулирую людьми, я хочу их запугать, хочу сделать их счастливыми, заставить их плакать – если я смогу всего этого добиться, то я – прекрасный манипулятор, и в то же время так я высказываю свои эмоции. Мы все здесь добиваемся того же, чего «Раммштайн» хотят добиться своей музыкой – я хочу этого достигнуть своим клипом.

Рихард: Все это развлекалово. Мы хотим сделать людей счастливыми… очаровать их.

Шнайдер: Конечно, преувеличения и военные штучки всегда играли роль для «Раммштайн», и мы обожаем прикидываться злодеями – но это всего лишь роль, артисты играют самые разные роли, а мы можем делать это в клипах. Это больше игра: мы прячемся в шкафу, а затем выпрыгиваем с криком: «Бу-у-у!» и смотрим, кто испугался.



// Перевод Ольги Белик //

Tweet