Интервью со Шнайдером для журнала "Oor" (ноябрь, 2005)

ноябрь, 2005

Rammstein устали от полемики



До премьеры альбома "Reise, Reise" группа Rammstein ассоциировалась у людей со всем, что наводит ужас и страх. Эдакие «Принцы тьмы». Однако сейчас тем, кто посмотрит на Rammstein внимательно, станет ясно, что это группа, которую можно и нужно любить. С альбомом "Rosenrot" последний налет мистификации пропал, и стали отчетливо видны не только абсурд, но и глубокая человечность.


Группа Rammstein для презентации прессе своего нового альбома "Rosenrot" выбрала Париж. Это произошло в жаркую среду сентября; мы с коллегами смотрели с прогулочной яхты на знаменитую Эйфелеву башню... Программа пребывания была предельно проста: сначала прослушивание нового альбома, затем – интервью. Самих Rammstein не было – они где-то неподалеку играли Seemann.

На верхней палубе мы получили запечатанные и пронумерованные диски с "Rosenrot", и нас сразу предупредили, что после интервью мы должны их вернуть. К счастью, нас не досматривали, как на премьере "Reise, Reise" – нужно было только оставить сумки при входе, затем подписать контракт, по которому все взятые интервью не могли быть распространены в другие издания и – мы допускаемся к прослушиванию нового альбома!

Первые впечатления.

Spring (медленная песня с хоровым вокалом на заднем плане, в стиле Type O Negative), Feuer und Wasser (акустическое начало, вдалеке играет синтезатор, и вдруг сплошной стеной вступают гитары) и похожая на колыбельную Ein Lied - баллады, где гитары вытесняются электроникой и заставляют музыку буквально вибрировать в стиле "Reise, Reise".

Далее следуют гимны груву: первый сингл Benzin, эзотерическая Wo bist Du (с семплами флейты) и Zerstoeren (с пением из мечети). Zerstoren Till Lindemann описывает как «быструю, хаотичную и неожиданно нежную в конце». Довольно противоречивая характеристика. То же можно сказать и о Te Quiero Puta – веселая, на испанском языке, она аранжирована в стиле мексиканских песен.

Интрига, которую Rammstein умело создавали в своих прошлых записях, вновь скользит в песне Mann gegen Mann. Она об отчаявшемся гомосексуалисте; в припеве звучат мощные мужские голоса в унисон с вокалом Линдеманна, который, охваченный чувством, несколько раз громко кричит «Schwule!»; барабаны в песне звучат приблизительно так же, что и в песне группы The White Stripes – Seven Nation Army и имеет похожие партии басов. Но все же это – потенциальный хит, в стиле Rammstein. Хорошая песня.


На мосту Александра III Rammstein ждут прессу. Китайская парочка фотографируется на каменных ступенях, а группа в каких-то двадцати метрах от них стоит. И как только первый интервьюер собирается начать с ними беседу, барабанщик Кристофер Шнайдер уходит с Тиллем в сторону. Кажется, у них возникла оживленная беседа – Тилль больше разговаривает широкими жестами, нежели словами. Вообще же, Rammstein (особенно Шнайдер) вовсе не такие пугающие, как думают о них люди. Барабанщик не похож ни на криминала (Du Hast), ни на грабителя банка с бельмом на глазу (Ich Will), и уж тем более не смахивает он на трансвестита из Mein Teil. Нет ничего близкого у него и с толстяком из Keine Lust.


Шнайдер расслаблен, весел и дружелюбен; он одет в майку военной расцветки, камуфляжные штаны – и шлепанцы. Иногда, когда он говорит по-английски, то запинается и бормочет – это выглядит застенчиво, но порой обдуманно.

Вы играете на трубе в песне Te Quiero Puta?

(Улыбаясь) Нет, я не играю на трубе с тех пор, как был ребенком. Справиться с этой штукой больше не получается, поэтому приходится нанимать целый ансамбль. Смогу поиграть в течении десяти минут, не больше, пока хватит сил. Я ужe не в той форме... Надо играть каждый день, иначе губы будут беспокоить.


В "Rosenrot" одна песня напомнила мне Seven Nations Army.

(С сомнением) Только немного, может быть. Есть некое подобие. Эта песня, однако, была записана, когда The White Stripes только становились известными.


Вам нравятся The White Stripes?

Конечно, особенно когда они играют живьем. Они не лажают. (делает жест рукой). Когда Джек Уайт (Jack White) играет соло, то ритм отстает. Если сыграть все одновременно, то это не сработает. Вот что мне особенно нравится.


Простота – это тоже то, что вам нужно?

Хмм, дайте подумать.. Да, я могу представить себе, к примеру, новый проект. Просто чтобы заняться чем-то новым. У Rammstein есть ограничения. Нет, скажем не так - Rammstein выбрали одно направление и идут по нему – и направление это, заметьте, выбрало шесть разных людей. Это мешает свободе отдельного человека, не дает заходить слишком далеко, но для группы – работает. Мы довольны этим.


После прослушивания у меня появилось впечатление, что Rosenrot более меланхоличен, в нем меньше драйва.

Да, вероятно. Видите ли, мы сошли со старого пути создания музыки после Mutter. Mы зашли в тупик в том, что делали раньше, и не смогли извлечь ничего нового из всех этих механических ритмов, электроники и риффов. Мы были сыты по горло теми риффами и структурой песен с первого альбома, нас уже это не интересовало.


Вам не кажется, что "Rosenrot" – последовательный, ожидаемый альбом в плане музыки? Ведь, в конце концов, вы использовали на нем старые песни, написанные для "Reise, Reise" и оставшиеся потом без дела.

Нет, в "Rosenrot" не «старые и оставшиеся», а хорошие песни, которые не подходили по формату для "Reise, Reise". Несколько песен действительно имеют похожий настрой, к примеру, были три баллады, но мы не позволяем себе записать больше двух баллад на одном CD. Так что наиболеее логично было выпустить два альбома.


Релиз "Rosenrot" действительно случился очень быстро.

Нам нужно было записать только несколько песен: Benzin, Mann gegen Mann, Spring, Te Quiero Puta и еще одну песню в стиле «поп» (которую не включили для презентации журналистам).Я не думаю, что новые песни кардинально отличаются от песен "Reise, Reise". Между этими двумя альбомами нет принципиальной разницы. Как только ты пишешь песню и оставляешь «в столе», то тут же теряешь ее. Она словно остается во вчерашнем дне, а значит – уже в другом времени и сегодняшнему дню не принадлежит. Хотя Te Quiero Puta очень отличается от всех остальных песен. На каждом нашем CD есть такая песня, выбивающаяся из ряда вон.

Чья это была идея?

Тилля. Вначале эта была инструментальная мелодия, которая всем нам очень понравилась. Мы подталкивали Тилля: «Давай, напиши к ней слова!», потому что мелодия была действительно замечательная – тяжелая, быстрая. А он все никак не мог набраться храбрости.. И в последний момент Тилль явился.. с текстом на испанском.


Ради бога, скажите, о чем же песня?!

(Широко улыбается) Спросите лучше у Тилля.


Но гиганта, сыгравшего в детском фильме ("Amundsen Der Pinguin"), нигде не видно. Следующая песня, вызывающая вопросы - Mann gegen Mann. В ней типичный мачо Тилль Линдеманн играет роль скрытого гомосексуалиста.


Это очередное озарение Тилля?

(Улыбается) Можно и так сказать. Мы уже писали о разных видах любви, пришел черед сказать и об этой. Теперь вы, конечно, спросите: гомосексуалисты ли мы?


Нет, меня больше интересует популярны ли вы в гей-сообществе.

(Хихикает) Не знаю, правда. Я вообще не думаю, что геи слушают Rammstein, ну разве что некоторые. (Думает минуту.) А что такое гей-сообщество по большому счету? Пара человек, встречающихся в темной комнате и играющих в садо-мазо игры? Я лично без понятия. Думаю, что в пределах этого так называемого «сообщества» существует много клубов с хаус-музыкой. Да, думаю, они больше слушают хаус.


Я заметил, что на концертах вы не против использования кожи.

Мы не геи, если вы об этом, но песня Mann gegen Mann имеет интересный подход. Она по-новому освещает этот вопрос. Лично я никогда не думал о гомосексуализме так. Тилль когда-то написал песню о гермафродитах. Можно сказать, что он снова заговорил на табуированную тему.


Ладно, оставим этот разговор Мидасу Деккерсу (немецкому биологу). Это демонстрирует что-то новое у Rammstein: свободу. Ранее, исходя из демократической концепции, гермафродиты и песни с блюзовым звучанием не походили Rammstein, тем не менее теперь группа их себе позволила. Это случилось, потому что быть демократичными - означало диктатуру большинства, и это чуть не разрушило группу.


Во время записи Mutter эта демократия буквально задушила Rammstein

С самого начала это было главной идеей группы – мы все имели равные права и обязанности. Нет никого, кто был бы важнее, или чей голос был бы доминирующим только потому, что он сделал для группы больше, чем другие. Когда мы только начинали играть вместе, то думали, что писать музыку и стихи можно всем вместе в репетиционной. Но со временем так или иначе некоторые вещи потихоньку изменились, а люди (смотрит в сторону)... стали неконтролируемыми, и это породило большие сражения. Некоторые члены группы зациклились лишь на себе, но не в этом суть. Борьба за власть внутри группы была очень тяжелой.


Борьба шла преимущественно между Рихардом и Паулем, как я понял.

Нет, Пауль не был проблемой. Только Рихард. Да, именно Рихард хотел быть главным в группе, затевал (или пытался затевать) дискуссии, вращающиеся только вокруг его идей. И мы были так сыты по горло всем этим, что вообще перестали его слушать – говорил он что-то полезное или нет. Его идеи воспринимались как плохие не потому, что они действительно были таковыми, а потому что они были его.


Вы никогда не чувствовали, что теряете контроль над собой?

Каждый из нас может раздражать и надоедать. Иногда ты приходишь с идеей, остальные выслушивают и… Двое говорят, что идея хорошая, двое – что нет, и пытаются изменить ее так, чтобы она им понравилась, в один прекрасный момент ты замечаешь, что мысль стала неузнаваема. Ты ее теряешь, однако вместе с этим Rammstein сохраняет свою планку. Кто-то находит это более приемлемым, кто-то менее. Хорошо быть единым целым, где каждый чувствует себя на месте. Ну, по крайней мере почти в 80% всего, что мы делаем.


На сцене вы всегда выглядите таким спокойным на фоне всеобщего хаоса, и даже сейчас, когда вы говорите, у меня создается впечатление, что вы в Rammstein играете роль некого стабилизационного, уравновешивающего фактора, скрепляющего раствора, если так можно выразиться.

Я вижу себя одним из хранителей гармонии, да, «скрепляющий» - это, пожалуй, точно сказано. Я барабанщик, который удерживает всех вместе. На интуитивном уровне я также стараюсь понять крайности. Когда высказывается какое-то мнение кем-либо из участников, то для остальных оно может показаться настолько абсурдным, что оно даже не обсуждается, или они не говорят друг с другом. А я помогаю решать проблемы по мере их появления, потому что понимаю всех. Я приношу гармонию, ха-ха.


Странная смесь – группа из ГДР, которая сначала старается быть по-настоящему демократичной, а спустя несколько лет дистанцируется от этого образа. Интересно, испытывают ли они ностальгию по прошлому (или, как говорят в Германии, «Ostalgie»)? Эта мысль идет красной нитью через весь фильм «Гудбай, Ленин!» (2003). Мать Александра выходит из комы и не понимает, что больше не существует Востока и Запада, а так как у нее слабое сердце, Александр решает ничего ей не рассказывать. Поэтому он старается воссоздать привычный для матери образ жизни, всячески скрывая происходящее за пределами их квартиры. Фильм имел большой успех в Германии. Шнайдер говорит, что он тоже видел этот фильм. Идея, что Восток все еще существует, и все делают вид, что это так, - пoразительна.


Эта фантазия, что все по-старому, все еще сильна в бывшей ГДР?

Абсолютно нет. Я не оборачиваюсь назад. Мне понадобилось много времени для того, чтобы принять и осознать огромные перемены, произошедшие в моей жизни. Интересно, что мы родились в коммунистической стране и смогли пройти через все изменения, произошедшие с ней. Я узнал о падении Стены именно в тот момент, когда мне было 24 года, и это был идеальный момент, надо сказать. Я смог приспособиться к переменам.


Узнаете ли вы себя в 20-летнем Александре, старающемся сделать правильный выбор?

Да, совершенно верно. В то время на Востоке развивался скепсис. Не скажу, что это было плохо, на личном уровне мы не сильно отличались от Запада. Eли, работали, дружили, влюблялись. Мы не думали о политике, единственное, что мы не могли делать свободно это путешествовать; да, в другие коммунистические страны мы ездили, но как кто-то справедливо заметил: «другая половина мира не для тебя». Правда, странная степень свободы? Но наше поколение выросло за Стеной. Она простояла 28 лет, и пусть это кажется не таким уж большим сроком, но для нас это была целая вечность.


Жизнь в капиталистическом мире приводила в замешательство?

Да, бывало такое, но девяностые в Берлине… (поднимает руки к небу и в то же время слегка улыбается) Это была самая яркая часть моей жизни! Я рад, что был в нужное время в нужном месте, был молодым и все казалось возможным. Кругом царили хаос, анархия... Ты мог делать все, что пожелаешь! Мог купить дом, организовать свой клуб, даже место для репетиций.


В прошлом году я был в Берлине и заметил, что многие старые коммунистические здания сносят под новые офисы.

Я бы предпочел видеть в этом масштабное развитие. Берлин нельзя сравнить ни с одним крупным городом мира с исторической точки зрения. Он был раздлен на Восток и Запад, на две части, каждая из которых развивалась своим путем, у каждой был свой центр. В Берлине всего по два. Перед войной Potsdamer Platz была центром с огромным количеством кинотеатров, но из-за Стены все было разрушено. А если вы увидете Potsdamer Platz сейчас, то все там такое современное, и я лично не против этого. Все это полезно для города, ему нужны новые веяния. Хотя некоторые части Берлина все еще очень «деревенские».


Шнайдер говорит с оптимизмом, ему явно нравится новая энергия города. Если бы вы слышали нашу беседу, то поверили, что в Rammstein нет и тени неискренности, хотя группа все еще окружена ореолом «ужасных правых». Они сыты этим по горло. Даже то, что они «Осси» (выходцы из Восточной Германии - прим. перев.), обернулось против них. Разные слухи о неонацистах, контролирующих ГДР, распространяются по всему миру.


Сегодня в бывшей ГДР кажестся растет число склоняющихся к национал-социализму…

(Шнайдер даже не дает мне докончить вопрос)

Я-то знаю, как обстоят дела, но когда Rammstein все еще играли в маленьких деревнях и клубах на Востоке, вещи, которые мы там порой видели, были ужасны. С тех пор я там бываю не слишком часто и не имею, возможно, полной картины происходящего, но мне кажется все же, что там становится тише и спокойней. После смены коммунистического режима, когда тебе ничего не позволялось, в тех районах появилась тенденция к анархии. Не забывайте, что там большой уровень безработицы и социальных проблем. Молодежь будет пытаться привлечь к себе внимание, вступая в праворадикальные группировки. Что-то вроде этого происходит и по всей территории Германии, и это ужасно стыдно. Все стараются сделать вид, что ничего не происходит, чтобы не привлекать внимание, но Европа следит за нами. А сможем ли мы сами за собой следить, без ока Европы?


Нужна ли людям идеология, чтобы оправдать свое существование? Коммунизм или национал-социализм способны захватить их умы сегодня?

Потребности людей должны быть удовлетворены, вот и все. Высокий уровень жизни, работа, социальные пособия и помощь. Еще одна большая проблема – образование. До сих пор со времен окончания войны у нас антиавторитарная система школьного образования. К примеру, дети могут свободно делать все, что заблагорассудится. Конечно, им нужен простор для развития, но сегодня свободы уже слишком много, через край, и в этом как раз истоки проблем в их развитии.


Вы аполитичны, но не ощущали ли вы когда-либо потребность сделать официальное заявление о своей позиции?

Нас долгое время обвиняли в нацизме. Смешно, ведь мы никогда не заявляли и даже не намекали на это, мы вообще не хотели, чтобы нас причисляли к нацистам. К несчастью, если ты играешь громкую немецкую музыку, то тебя мгновенно зaписывают в ряды сторонников правого крыла (вздыхает). Когда мы только начинали играть, то искали собственное звучание, которое позволило бы сразу нас узнать, немецкое звучание. Мы должны были посмотреть внутрь себя – кто мы, что из себя представляем? Что, в частности, представляет из себя и и история нашей страны? Rammstein – логический исход этих размышлений. Мы никогда не планировали и уж тем более не мечтали играть «в стиле нацистской группы».


И все же, о причастности к нацизму людей заставляет говорить тевтонский стиль вкупе с жуткими шоу. Даже если Шнайдер позиционирует себя как противник правого крыла. Далее было бы логично поговорить об антипатии и отвращении, которые некоторые люди испытывают к Rammstein. Ужас, травмы войны и – сама музыка. Когда Peter Pan Speedrock (голандская группа) предложили стать разогревающей группой в 2002 в Gelredome(Arnhem), они отказались. Шнайдера это не беспокоит, он привык. Многие немецкие группы отказывались, и большинство из них объясняло это неприязнью к Rammstein.


Вы не жалеете?

Видете ли, Rammstein поляризует общественность. Мы постоянно делаем что-то экстремальное и новое, не идем по проторенной дороге. Этo группа не для всех. Нас или любят, или ненавидят. Даже не знаю, любил бы я Rammstein, если бы сам не играл… Мы те, кем являемся, и этого не изменишь.


Вас все еще обвиняют в нацизме, хотя группа становится все более и более юмористичной.

Юмор был всегда, но с самого начала нас признали наводящими ужас, так что юмор даже не замечали. Это вообще проблема всех немцев (глаза за очками Шнайдера бегают по сторонам; он подбирает нужные слова). Несколько поколений хотели быть кем угодно, только не немцами. Посмотрите на нашу музыкальную индустрию – все поют на английском и копируют свой образ с американских и английских групп.


А как же Scorpions?

Они хорошо работают, но… (Человек из администрации подходит к нам и обрывает, но Шнайдер игнорирует его и с увлечением продолжает разговор.) Когда Rammstein только начинали играть, было такое время, когда мы, немцы, искали себя. Мы не можем жить вечно с чувством вины и стыда. Иногда создается впечатление, словно мы, немцы, и не существуем.


Rammstein придает Германии уверенность?

Что-то вроде того, но я бы не сказал, что Rammstein – единственный пример немецкого рока. Тут много групп, поющих на немецком, даже в стиле хип-хоп.
Видите ли, сейчас во многом Германия оставляет свое прошлое, наконец, позади и больше не прячется. Наше поколение ни в чем не виновато. А то, что Германия имеет грязное прошлое – ни для кого не секрет, это надо помнить и знать. Вес истории, вины тормозит развитие страны. Мы не ощущаем себя в полной мере свободными. Постоянно думаем, политкорректно то, что мы делаем или нет – все это тормозит и в конечном итоге выливается в большую проблему. Все следят друг за другом. Так легко осудить за политическую некорректность! Мы просто хотим делать то, что считаем нужным. Порой мы можем провоцировать, но это поможет вам найти себя.


Итак, вы горды тем, что являетесь немцем?

(Кивает) Это легче сказать американцу. Я же думаю, что каждая страна должна иметь свою идентификацию. Определить что есть родина, каковы ваши корни, какова ваша ментальность. Это трудный процесс, но, по-моему, мы (Rammstein) многое сделали для этого.


Phillipus Zandstra, "Oor"


// Перевод Traum, редакция Bamba //