Жиголо шарма извращений или без мелодий


Томас Клаузен

Январь, 2003



Тилль Линдеманн говорит неохотно. Все, что он хотел бы сказать, уроженец Лейпцига, а сейчас житель Берлина, с 1995 года высказывает в текстах группы "Раммштайн", которые уже известны во всем мире своими неповторимыми метафорами. Объяснений почти не бывает, но недоразумения и неправильные интерпретации встречаются на каждом шагу. Недавно вышел сборник стихотворений "Нож", и теперь Тилль Линдеманн должен говорить открыто.


Пожалуй, немного отечественных групп были так часто неправильно истолкованы, ошибочно поняты или просто оскорблены как "Раммштайн". Уже после своего первого альбома "Herzeleid" более или менее преднамеренно они превратились в типично немецкую группу-проблему с эстетикой Лени Рифеншталь, грубым шармом студии бодибилдинга, с полной насилия тевтонской лирикой в мрачных тонах. Один из ответсвенных за это - Тилль Линдеманн – фронтмен и лирик группы, который теперь в "Ноже" открывает взору собранные за добрые два десятка лет стихотворения и впервые за долгие годы молчания высказывается на страницах таких журналов как "Der Spiegel", "Fokus", "Welt am Sonntag", "TAZ" и других. Побег в фельетон или конец холодной информационной войны? Линдеманн – вечно непонятый.

"Ни то и ни другое. Дело в том, что я очень редко и неохотно рассказываю о своем творчестве. В прошлом столько вещей было переоценено, что я не хочу о чем-либо говорить. Но, к сожалению, на этот раз здесь нет пяти моих коллег, которые могли бы меня заменить. Хотя и не особенно-то волнуют меня все эти слухи, полуправда и странные интерпретации, но не хотелось бы лишний раз давать повод к их возникновению. В нашем случае успех "Раммштайн" доказывает, что мы правы, и делает нас выше всех этих бессмысленных упреков. Это типичный немецкий менталитет кусания за икры и желания нассать друг другу на коленку. Сейчас мы со спокойной душой смеемся над этим. Без сомнения, с выходом "Ножa" я снова превращаюсь в мишень для нападок. Если средства массовой информации и на этот раз не смогут передать мои мысли в верном контексте, то в будущем, вероятно, они вообще не услышат мою точку зрения"

Ясная позиция. Но тем свободнее надо обходиться со стихотворениями из "Hожа" - часто неправильно интерпретируемыми баснями, которые написаны в грубом стиле "Раммштaйн" и в своейственной Тиллю манере. Они передают метафорические представления о насилии, сексе и смерти и тем самым во всей полноте отражают тысячелетия двигателя человеческой эволюции между плюшево-розовой прозой и грубым экспрессионизмом.

Линдеманн – многосторонний. Его необычная карьера началась в 1979 году, в бывшем городе рабочих и крестьян Шверине, когда сын писателя начал изучение теории столярного дела, впоследствии он определил себя плотником и корзинщиком. Позже работал отдельщиком галлерей, был барабанщиком в группе First Arsch, и, наконец, теперь лирик группы "Раммштайн". Bсе это оставило свои следы. А сегодня в 2003 году? Тилль Линдеманн в 2003 году – искусственная фигура или мультифункциональная личность, включающая в себя музыканта, лирика, артиста, рок-звезду, шоумена и художника?


"Я разрубаю свою грудь из удовольствия
идет дождь, и мое сердце намокает
вскрываю мои толстые вены
и дарю тебе букеты красных слез"

("Nebel"/"Туман")


"Ни в коем случае не искусственная фигура. Сейчас я вижу себя как автора текстов, делающего первые шаги в качестве лирика. Вся книга - это что-то вроде взгляда назад, завершение и оценивание работы. Это можно сравнить с творческим процессом в группе, когда после 20 песен она приходит к решению записать альбом. Мы с Гертом Гофом выбирали для "Ножа" более чем из 1000 стихотворений, написанных в течение 15 лет. Как каждого деятеля искусства, в основном меня вдохновляет то, что происходит вокруг, и мои собственные переживания. С определенной точки зрения, тексты являются в равной степени сведением счетов с самим собой, месть самому себе, обновление самого себя. Не имеет значения, чем это было вызвано – кошмарным сном, книгой, фильмом или просто прогулкой. Собственно,я круглые сутки восприимчив ко всякого рода информации, и моя записная книжка всегда неподалёку. Мои тексты возникают в основном подсознательно. Если я сажусь с намерением написать что-то положительное, то, в конце концов, выходит что-то мрачное. Наверное, как мне кажется, во мне есть что-то вроде отрицательного потока."

И наслаждаясь стихотворениями, и подробно анализируя их, нельзя не заметить сходства с юморесками Хайнца Эрхарда - символа комедии 60-х. "Herzeleid" без нот? Линдеманн не наигрывает мелодий, но он смеется, кивая. И гласные в этот раз не такие раскатистые.

"У меня есть ружье
я его зарядил
выстрел
у тебя больше нет головки
я вижу это сквозь дымок от выстрела"

("Absicht?"/"Намерение?")

"Это действительно очень хорошее сравнение. Конечно, поверхностно тексты отмечены насилием и всеми видами провокаций. Однако, вчитываясь более внимательно, открывается почти комичная шутка, которую почти никто не понимает. Несмотря на то, что все тексты появляются в подсознании из одного слова, неопределенной идеи или истории, я всегда оставляю что-то вроде маленькой лазейки, для того чтобы все еще можно было улыбнуться при чтении. Наиболее отчетливо это заметно в стихотворении "Big in Japan", которое я написал после посещения одного ночного бара в Токио. Там был один артист, который действительно цеплял себе огромные грузы на член. Известно, что японцы не слишком уж одарены физически, но это было так натянуто, что пародия на песню группы "Alphaville" была необходима. Нет, однако, ничего более приятого и интересного для художника, чем создать трение, поляризовать и наблюдать множество различных реакций. В случае с "Ножом" оно простирается от страха и озадаченности до настоящего наслаждения. Конечно, иногда я сам себя спрашиваю, что за монстра я там создал? Но с другой стороны, ты тихо смеешься и радуешься своему маленькому, грязному, черному "кое-кому".

Итак, все же это преднамеренная провокация вместе с неосторожно вызванной неудачной интерпретацией в качестве стилевого средства для задуманной ломки табу? Не только в рефрене дебютного сингла "Wollt Ihr das Bett in Flammen Sehen" название "Раммштайн" было использовано скорее как боевой клич, чем просто составляющий элемент контекста песни. Тилль Линдеманн – гражданин мира страха. Принц ужаса. Жиголо извращенной эротики.

"...Ее конечности уже почти бледно синие,
Однако, солнечный свет дышит робко
Пока тяжелые бедра еще теплы, я мог бы
и ее останки любить..."

("Tänzerin"/"Танцовщица")

"Мы/я не ставим перед собой цель быть непонятыми любой ценой, но, с другой стороны, это очень забавно снова и снова наблюдать, как все в нашей стране возмущаются, и какoе волнение поднимает эта группа. Теперь провокация как средство не так интересна для нас, как в те времена после падения берлинской стены. Тогда это было самым главным – выглядеть как можно злее, провокационнее и демонстративнее насколько возможно; просто делать что-то новое в немецком языке. Сегодня приоритеты изменились, искусство и окончательный результат сейчас стоят для нас на первом месте. Однако, я не люблю пояснять мои тексты или же давать их содержанию какое-то определенное направление. Намного увлекательнее, когда люди сами задумываются над смыслом стихов, картин или скульптур, чем когда художник им это растолковывает. Я уже убедился, что люди впоследствии были разочарованы настоящим значением моей лирики, так как у них сложилось свое собственное представление, и мое объяснение, вероятно, не было столь захватывающим как их фантазия. Некоторые вещи должны оставаться невысказанными ... "

Специально сделанные для "Ножа" фотографии также играют важную роль. Показывая Линдеманна в окружении армии манекенов в непривычном образе бесполого неудачника, они намеренно далеки от его привычного имиджа мрачного мачо, мускулистого пиромана на охоте в поисках самки.

"Интерпретация сочетания стихотворение-фотография и наоборот - совершенно свободна. Это очень интересный эксперимент – наблюдать, как меняется точка зрения на стихи с помощью фотографий, и какие различные варианты возможны. Нет никакой прямой связи между этими художественными формами, но при желании небольшой диалог может возникнуть. Конечно, фотографии показывают мою другую натуру, которая не всем раньше была знакома..." ,
но при более тщательном рассмотрении они открывают индивидуума, которым по сути и является главный герой Линдеманна: ранимое, ищущее защищенности и привязанности существо, отвергнутый псих, нежный убийца в поисках искупления - есть много описаний ролей в его исключительной личности, потенциальные недоразумения всегда присутствуют.

Тилль Линдеманн: человек горит.


// Перевод NeonRay, редакция Bamba //

Tweet