Интервью с Рихардом и Шнайдером для "Rock Hard" (июль, 2004)

«Раммштайн» – Большие проблемы


Относительно нового альбома «Раммштайн» ходило так мало сведений, что мы сомневались насчет будущего группы. К тому же пару раз до нас доходили слухи, что внутри берлинского микромира не все спокойно. Эти слухи не стали для нас сюрпризом, и поэтому мы приготовили «классическое» интервью с Рихардом З. Круспе-Бернштайном и Кристофом Шнайдером, которые рассказывают о серьезных проблемах, расшатавших немецкий бункер. После этого «правдивого» интервью нам остается лишь констатировать факт, что Раммштайн, в конце концов, особая группа, где каждый участник - индивидуальность, но все вместе они выдают новый шедевр, альбом «Reise, Reise», записанный на побережье Costa del Sol в Испании и рожденный… в боли.


Rock Hard: Вы часто настаивали на демократичном подходе к написанию песен в «Раммштайн». В этот раз было так же?

Richard Z. Kruspe-Bernstein: Нет, все было совсем по-другому. Скажу коротко: после Mother (прим. ред.: странно, но музыканты никогда не называют альбом «Mutter», только «Mother») мы действительно почувствовали большие трудности внутри группы. Что касается меня, мне надо было уйти, успокоиться, избавиться от влияния других… Фактически, надо было, чтобы «Раммштайн» снова функционировал как группа, а не подчинялся влиянию одного единственного человека.


Rock Hard: Как это?

Richard Z. Kruspe-Bernstein: Мы вернулись к основной формуле, к формуле группы, где никто не сочиняет каждый в своем уголке и не навязывает свои идеи.


Rock Hard: Стало быть, сдержанные слухи относительно вашего распада были обоснованы?

Christopher Schneider: «Раммштайн» создавался как настоящая группа из 6 человек, репетирующих в студии. Но, начиная с «Sensucht», гитаристы стали работать у себя дома, при помощи компьютера. А когда мы узнавали про эти отрывки, ничего уже не надо было добавлять, у них все было готово! Гитаристы делали всю работу, а остальные ничего не могли добавить! Более того, если мы хотели что-то изменить в композициях, гитаристы отказывались, настолько они были на них зациклены. Очевидно, что очень скоро из-за этого возникли проблемы: «Раммштайн» состоял из шести человек, и у каждого было желание создавать, а не только исполнять… Все изменилось после «Mutter». Каждый размышлял и спрашивал себя, какое будущее ожидает «Раммштайн». Я отправился в Нью-Йорк, где живет Рихард, и мы поговорили. Он занялся сольным проектом, а остальные участники группы возвратились к тому, с чего начинали: мы репетировали впятером, без Рихарда, в одном и том же месте, все вместе. Было здорово. А потом однажды Рихард вернулся, мы немного поджеммовали, и все пошло-поехало. И больше не возникало вопросов, у кого в группе должно быть больше влияния, у всех одинаковое значение.

Richard Z. Kruspe-Bernstein: Речь никогда не шла о физическом противостоянии! Понятно, что я слишком завладел пространством в группе, я был художественным руководителем. Однако я тщетно пытался осознать, что «Раммштайн» - это демократия, группа из шести участников, я не умел ограничивать свое влияние. Мне действительно надо было отдалиться от остальных, от себя самого, надо было подумать. Моя креативность не должна была подавлять креативность остальных, у меня был шанс и так ее реализовывать. Вот почему я сделал паузу и потом вернулся посмотреть, как все идет без меня. Речь шла о решающем периоде как для меня, так и для других членов группы. «Раммштайн» обладал потенциалом, но мое отношение к этому было отрицательным.

Christopher Schneider: Существует нечто целое, состоящее из 100%. Но когда один из шести музыкантов забирает себе право на 80% всего креатива, значит, в группе что-то не так (прим. ред.: даже не обладая дипломом психолога, вы могли обратить внимание на то, барабанщик говорит уже не о «двух гитаристах», а об одном – о Рихарде). У нас был как раз такой случай.


Rock Hard: В какой момент демократический ход развития внутри группы начал вырождаться?

Richard Z. Kruspe-Bernstein: Все происходило постепенно. Как я говорил раньше, моя одержимость музыкой часто мешала мне отойти, посмотреть со стороны и особенно увидеть, как я поступаю. Я был пленником своей страсти, но я не мог ее реализовать. Фактически, остальные участники «Раммштайн» не могли больше вздохнуть, когда я вмешивался. А я вмешивался всегда.

Christopher Schneider: Эта ситуация начала развиваться в период «Sensucht» и достигла своего апогея во время «Mutter».

Richard Z. Kruspe-Bernstein: Я был так увлечен, что не заметил, как наступил кризис. Я был одержим навязчивой идеей. Мое общение с остальными было коротким: «Именно так нам следует работать. И хватит об этом» В тот день, когда я отдал себе в этом отчет, я понял, что надо уйти.


Rock Hard: В твоем переезде в Нью-Йорк был какой-то шик. Но на самом деле он был вызван ситуацией в «Раммштайн»?

Richard Z. Kruspe-Bernstein: Да.


Rock Hard: Тебе, наверное, потребовалось много времени, чтобы осознать это?

Richard Z. Kruspe-Bernstein: Конечно! Я чертов псих, страдающий манией контролирования, и мне надо было избавляться от этого! Как вы думаете, можно ли было это быстро сделать иначе? Прежде всего, было больно осознать, до какой степени я был занудой из-за своей принципиальности, а затем надо было от этого избавиться. Более того, я понял, что это желание все контролировать в равной степени повлияло и на мою личную жизнь.

Christopher Schneider: Мы дошли до предела, когда стало невозможно упомянуть имя «Рихард» без того, чтобы не добавить «идиот» или «ублюдок»! Странно то, что не было никаких личных претензий. Но как только речь заходила о музыке, Рихард был последним человеком, которого мы хотели слушать. Ему был необходим хороший урок!

Richard Z. Kruspe-Bernstein: (очень серьезно) Всем нужен урок, особенно группе. В коллективе всегда есть два пути – пассивная позиция и действие. Если я всегда действовал, так это потому, что «Раммштайн» был пассивен, когда речь шла о решениях. Так как никто не принимал решений, этим занялся я.

Christopher Schneider: (сухо вмешивается) Как принимать решения, когда знаешь, что один из собеседников заставит тебя замолчать? Рихард был стеной, против которой мы не могли бороться.

Richard Z. Kruspe-Bernstein: Речь не шла о ситуации «Весь «Раммштайн» против Рихарда». Мои человеческие взаимоотношения с Тиллем Линдеманном, например, всегда были отличными. Про остальных членов группы такого не скажешь, с ними действительно были сложности. Но когда ты осознаешь, что четыре человека против тебя, то задумываешься. Такое единогласие свидетельствовало о проблеме, и ответственным за нее был я. Вот я и уехал. А когда вернулся, то все прошло. Я почувствовал, что меня очень тепло встретили, что все ждали, когда я изменю манеру поведения, и мы снова станем теми друзьями, какими были раньше. Мои отношения со Шнайдером восстановились, так же как и с Флаке. Я горжусь тем, что «Раммштайн» стал совершеннее, и я больше не обращаю внимания на то, что кто-то принимает в написании того или иного куска больше участия, чем другой. Я горжусь тем, что понял: «Раммштайн» – это группа, состоящая из 6 человек.

Christopher Schneider: Я думаю, что у нас есть потенциал. У нас все еще есть много тем для разговоров, и хороших идей для песен, которые мы будем писать… вшестером. Конечно, Тилль – центр внимания «Раммштайн», но почему должно быть иначе? Он пишет необыкновенные тексты и у него фантастический голос…

Richard Z. Kruspe-Bernstein: В том, к чему мы пришли, нет ничего странного. Все группы, все люди проходят через периоды кризисов и чаще всего становятся сильнее. Такова жизнь, не так ли?


Rock Hard: Так, но начало интервью застигло нас врасплох, так как никто не знал о ваших трудностях…

Christopher Schneider: Никто не знал, потому что у нас не было никакого желания выставлять наши проблемы на публику. Это все-таки не та информация, какую бы нам хотелось афишировать на нашем сайте в Интернете.

Richard Z. Kruspe-Bernstein: Это все личное, вообще-то мы впервые говорим об этом в прессе. (Молчание.) Речь идет о некой профессиональной проблеме, которая неизбежно повлияла на нашу личную жизнь. Вот почему мы никогда не распространялись об этом. Мы предпочитаем вспоминать значительность наших примирений, нежели «грузиться» былыми обидами.

Christopher Schneider: Группа – это не только «поставщик» музыки, это так же катализатор человеческих отношений, дружбы и ежедневный урок познания жизни.


Rock Hard: Считаете ли вы, что мировой успех вскружил вам голову?

Richard Z. Kruspe-Bernstein: Ни в коем случае! Я могу утверждать, что мы всегда были реалистами. Проблемы, с которыми мы столкнулись, не имеют никакого отношения к успеху. И я могу вам сказать: неважно, какого успеха добьется «Reise, Reise» - но «Раммштайн» далек от распада.


Rock Hard: Давайте сменим тему. Поговорим о вашем четвертом альбоме, который продюсирует Якоб Хеллнер…

Richard Z. Kruspe-Bernstein: Отца нельзя заменить (улыбается). Я шучу, но я и правда считаю Якоба папашей. С профессиональной и музыкальной точек зрения. Что касается лично меня, когда у меня не было желания развиваться, он мне очень помог. И он сыграл очень важную роль в этой ситуации, о которой мы рассказали раньше. Он дал нам силу и уверенность. На языке психологии он – наша основа. Он всех нас знает очень хорошо, и это самое главное. Кроме того, нельзя сказать, что он плохо справляется со своими обязанностями, зачем же нам было искать кого-то еще?

Christopher Schneider: А я любопытный, и мне интересно в будущем поработать с другим продюсером. Но оказывается, что для этого альбома Якоб Хеллнер был нам необходим.


Rock Hard: Мы думали о Cybersank, продюсере многочисленных ремиксов «Clawfinger» и «One Second» «Paradise Lost». Мы полагали, что он очень подходит «Раммштайн».

Richard Z. Kruspe-Bernstein: Да, я знаю этого специалиста. Внутри группы два человека были за то, чтобы поменять продюсера. Но мы быстро поняли, что ситуация сложная, нам было необходимо работать с Хеллнером с психологической точки зрения. Нам действительно нужна стабильность.


Rock Hard: Мы говорили о ваших успехах. А теперь разрешите задать деликатный вопрос – тяжело ли вам было перенести провал альбома «Mutter» в США после успеха в Европе?

Richard Z. Kruspe-Bernstein: Это факт: «Mutter» не очень хорошо продавался в США. И тому есть ряд причин. Я думаю, что с «Sensucht» (прим. ред.: этот альбом был платиновым в Штатах) нам очень повезло, а именно благодаря успеху сингла «Du hast». На нас работал исполнительный продюсер звукозаписывающей компании, который был одержим «Раммштайн». Он нас разрекламировал так, как не смог бы никто другой. Но он ушел. Мы сами были вынуждены оставить наш лейбл «Slash/London Records» чтобы записываться в «Republic», который не принадлежал «Universal»... Короче, представляете, какой бардак! Мы столкнулись с новыми людьми, которые не знали, что делать с «Раммштайн». Они выпустили «Links 2 3 4» синглом, так как посчитали, что название напоминает «Du hast» - тогда как в Европе первым синглом был «Sonne». Это была настоящая махинация, тем более, что мы не смогли найти хороший менеджмент для североамериканской территории.

Christopher Schneider: Мы все сделали, чтобы «Mutter» раскрутился в США, но потерпели неудачу. Мы склонны винить в этом звукозаписывающую компанию, так как «Mutter», я считаю, лучше «Sensucht». Но его коммерческая неудача не имеет ничего общего с качеством: доказательством является то, что он очень хорошо прошел в Европе, включая Англию.

Richard Z. Kruspe-Bernstein: Более того, нам не удалось показать наш второй клип, «Ich Will» - инсценировку нападения террористов на банк, он вышел как раз после 11 сентября. В этот момент Америка – и я ее понимаю – была полностью зациклена на самой себе.


Rock Hard: Ваш менеджер показал нам план промоушена «Reise, Reise», и США в нем не фигурируют. Более того, на вашем альбоме есть песня «Amerika», которая выглядит как нападки на эту страну.

Richard Z. Kruspe-Bernstein: Попытка покорить Америку требует колоссальной работы. Для «Mutter» мы давали там много концертов, но я не думаю, что мы сегодня готовы повторить «американское нашествие», которое приведет к двухлетнему турне. США представляет собой большой рынок, мы знаем, что у нас там достаточно фанатов… Что касается названия «Amerika», как сказать…

Christopher Schneider: Тут не может быть все только черным, или только белым. Рихард живет в Нью-Йорке, для него все это, наверно, имеет больше оттенков. Но для нас всех США больше не является приоритетом. Зачем горбатиться на сотнях концертов в клубах? Конечно, это способ прорваться в Америку, но действительно ли мы этого хотим? Мы добились успеха в США, но кажется, фанаты нас уже забыли! Кроме того, принимая во внимание американскую политику двух последних лет, мы с трудом остаемся на связи с этой страной.… Тем не менее, название «Amerika» не говорит «Америка плохая», оно претендует на справедливое разоблачение сверхдержавы, которой эта страна является последние годы. Американцы больше не нуждаются в том, чтобы спрашивать разрешения что-нибудь сделать: если они решили что-то, то делают это без согласия своих союзников.

Richard Z. Kruspe-Bernstein: Я настаиваю на том, что эта песня не является ни анти, ни про-американской. Ведь на самом деле, сегодня, куда бы ты ни шел, везде американская культура. Я не смог бы жить в США где-то, кроме Нью-Йорка. Это город-космополит, где я окружен европейцами.


Rock Hard: «Amerika» - это не политическая песня?

Richard Z. Kruspe-Bernstein: Нет, вовсе нет! Я ношу джинсы Levi`s, я очень люблю пить диетическую колу, у нас американские усилители. Но факт, что американцы делают кое-что действительно ужасное, и их трудно в этом поддерживать.

Rock Hard: Не рискует ли эта песня быть плохо интерпретированной за океаном? Тем более, что в конце вы повторяете «This is not a love song»?

Christopher Schneider: Мы и правда не объясняемся в любви к американской нации! Мы больше не любим Соединенные Штаты. В последнее время там произошло слишком много всего странного. Заметьте, мы не выступаем против американцев, мы выступаем против позиции их государства. Напротив, мы считаем, что этот народ должен задуматься над тем, что происходит за границей их территории. Забавно, кстати, что сегодня мы даем вам интервью впервые на английском, без переводчика…

Richard Z. Kruspe-Bernstein: Мы решили говорить на английском, потому что можем свободно говорить на этом языке, и когда речь идет о чем-то личном, думаю, что преграда в виде переводчика никому не пойдет на пользу, как вам, так и нам. Мне нравится, что таким образом мы можем вести диалог «глаза в глаза». Рассуждая дальше, можно сказать, что немцы не хотят скучать, изучая французский, а французы не хотят утомляться изучением немецкого. И мы все говорим на английском. А кто от этого выигрывает? Американцы!!! (смеется)

Christopher Schneider: Надо действительно признаться, что английский - очень простой язык, и глупо бороться за свой родной язык, давая на нем интервью.


Rock Hard: В новом альбоме вы как-то особенно трудились над текстами? В песне «Dalai Lama» мы, например, распознали заимствование из классики немецкой поэзии, «Лесного царя» Гете.

Christopher Schneider: Для «Раммштайн» слова всегда были очень важны, но я допускаю, что те, кто не понимает наш язык, немного сбиты с толку. Наш автор и певец, Тилль Линдеманн, уважаемый человек за его поэтический талант. Более того, он выпустил книгу: к сожалению, за пределами Германии, никто не понимает, о чем он рассказывает!

Richard Z. Kruspe-Bernstein: Для меня наиболее важно то, что в «Reise, Reise» Тилль действительно стал певцом. Он добился того, что развил свой голос по-настоящему…

Christopher Schneider: Действительно, эта песня ссылается на «Лесного царя», стихотворение, крайне популярное в Германии, которое мы поместили в современный контекст. В оригинале эту историю рассказывает отец, который пытается успокоить своего сына, утверждающего, что видел темные силы, когда оба они ехали верхом по лесу ночью. Тилль же заменил это на действие в самолете, который проходит бурю. Там тоже отец пытается успокоить своего ребенка, который, как и в стихотворении Гёте, прибывает к месту назначения мертвым.


Rock Hard: Этот альбом очень разнообразный, и в то же время он объединяет лучшее из всей вашей дискографии, не так ли?

Richard Z. Kruspe-Bernstein: Да, но не только это. Мы в равной степени научились играть в разных тональностях, нас больше не устраивает использовать одни и те же аккорды.


Rock Hard: «Mein Teil» затрагивает тему каннибализма. Не могли бы вы рассказать об этом побольше?

Richard Z. Kruspe-Bernstein: Эта песня ссылается на одно удивительное происшествие, которое случилось в Германии. Иногда становится известно о «современных» каннибалах, которые пожирают своих жертв. Но этот случай значительно превзошел все клише жанра: и правда, впервые «жертва» сама попросила себя кастрировать и съесть член! Вы представьте психологическую проблему, поставленную в таком случае перед человеком! Еще нам показалось интересным показать неспособность правосудия, полностью сбитого с толку, выразить свое мнение об этом очень необычном деле (смеется).


Rock Hard: На самом деле очень удивительно, что для первого сингла вы выбрали «Mein Teil», крайне жестокую композицию, особенно если проводить параллели с вашими предыдущими решениями – «Engel» или «Sonne», синглами, которые стремились быть более «коммерческими» и доступными.

Christopher Schneider: Дело в выборе нашей звукозаписывающей компании, он нас тоже очень удивил.

Richard Z. Kruspe-Bernstein: Если бы мы могли выбирать, мы бы голосовали за «Morgenstern» или « Keine Lust».


Rock Hard: Мы видели в Интернете, что вы искали двойника Рихарда. С какой целью?

Richard Z. Kruspe-Bernstein: Это для клипа «Mein Teil». Его недавно снимали: все члены группы там танцуют, как хотят. Впрочем, нас всех снимали отдельно, так что мы не знаем, что делал каждый из нас. Моя проблема в том, что я не умею танцевать! Я сидел в углу съемочной площадки в компании нашего менеджера Эммануэля, и когда он меня спросил, что происходит, я ему попросту ответил, что борюсь с собой. Он тогда подал идею, что было бы интересно заставить меня в клипе бороться с самим собой! Итак, мы стали искать двойника, повесив объявление на нашем веб-сайте. Мы получили 5 000 предложений, включая кандидатуры женщин, которые на меня похожи. Некоторые были очень похожи, но уровень борьбы был не тот. В общем, мы наняли профессионала, берлинца, который очень на меня похож… и который мне здорово навалял!


Rock Hard: Заглавие альбома «Reise, Reise» переводится на французский…

Richard Z. Kruspe-Bernstein: (перебивая нас) «Voyage, Voyage», как шлягер 80-х годов! Ну да! К тому же, я считаю, что «Voyage, Voyage» звучит намного лучше, чем «Reise, Reise». Но ведь мы немецкая группа!



// Перевод Salammbo и Ольги Белик //