Интервью с Рихардом и Паулем для журнала "Kerrang!" (29 января, 2005)

29.01.2005

Секреты закулисной жизни «РАММШТАЙН»


На следующей неделе немецкие индустриальные боги потрясут Британию. Но пока их огненный спектакль жизни и смерти обрастает легендами, что творится за кулисами? Вот вам лишь толика из того, что вы вряд ли увидите.

Немногие группы таинственны так же, как «Раммштайн». Их парадокс – в сути их образа: люди, которые на сцене разыгрывают инфернальное кабаре огня, секса, смерти, поэзии, драмы и саундтрека к своим самым темным тайникам души.
А затем они уходят в ослепительном сиянии финальных взрывов и вспышек и превращаются в нечто более земное: великих музыкантов, безумно творческих и очень закрытых людей.

Мы хотим знать, как шестеро молодцов из «Раммштайн» готовятся к шоу, выступают на нем, и что они о нем думают. На сцене и за сценой. В конце концов, что же заставляет их так себя вести?

Так что мы уговорили гитаристов Пауля Ландерса и Рихарда Круспе-Бернштайна впустить нас внутрь этого мира…

С первых же слов Круспе-Бернштайна («После нашего последнего интервью я очень сильно переживал, вы заглянули мне прямо в сердце, я все думал: Господи, что же я сказал?») становится ясно, что гитарист-живчик полон решимости. С этого момента уже нечего терять. Никаких тайн и скрытностей. Он закуривает сигарету, глубоко затягивается и готовится рассказать нам всю правду…

- Похоже, ты больше всех из «Раммштайн» балдеешь от адреналина живого шоу – пребываешь в эйфории, не так ли?

- Ты что, хочешь сказать, что я кокаинист? Ха-ха-ха!


- Необязательно… но что ты думаешь об эйфории?

- Хороший вопрос. Дай-ка подумать… Когда у меня плохой день, я стараюсь выцепить кого-нибудь из публики. Мне нужен кто-то, на ком я могу сконцентрироваться. Я пытаюсь установить с этими людьми зрительный контакт, вступить в связь, так что потом я могу заставить их обернуться, вызвать ответную реакцию. Это особенно хорошо работает при общении с хорошенькими девушками. Во время хорошего шоу есть моменты, которые откладываются в памяти, а все остальное – как одно сплошное пятно. Это просто кайф, ты не в состоянии больше ни о чем думать. Хотя вот я, например, просто звуковой монстр – на сцене должен быть правильный звук, так что я его настраиваю, думаю о нем. Мне для экстаза нужно ощутить звук физически. Это единственное, что я могу менять во время концерта.


- Что значит «единственное»?

- В «Раммштайн» ты рабочая машина. Здесь мало места для импровизации. В прежние дни мы могли играть концерты с не меньшей мощью, и (Кристоф) Шнайдер мог бегать по сцене и общаться с публикой, и он должен был по-настоящему импровизировать, чтобы все шло как по маслу. Но что самое крутое в группе, и что мы больше всего любим в тех временах – так это отпадный рок-н-ролл и ощущение того, что ты – часть машины. У меня до сих пор самая большая мечта – отыграть концерт с AC/DC, где можно делать все, что угодно. А у нас же сделай лишний шаг вперед во время пиротехники – и все, беда!


- И кого же винить за все эти фокусы?

- Всю группу. Я бы с удовольствием сделал и нечто большее, но с гитарой в руке трудно активничать. Так что в основном у нас выступают Тилль и Флаке – им не нужно постоянно таскать на себе инструменты. Мне же нужно играть, и это ограничивает. У меня горела гитара, еще какое-то время я носил горящую шляпу, но потом бросил это дело. Выглядит глупо.

- Итак, шоу закончено, последнее «браво», ты идешь за сцену, в гримерку… что дальше?

- Зависит от того, как все прошло. Иногда ты приходишь за кулисы в такой ярости, что лучше заткнуться и молчать. Мне этому особенно пришлось учиться. Поначалу мы возвращались с шоу сильно взбудораженные и ругались друг с другом. А теперь у нас есть правило: говори всякую ерунду, но не критикуй работу персонала сразу после шоу.


- Насчет критики шоу – бывало когда-нибудь такое, что тебе приходили в голову трюки для шоу, ты делился им с остальными, а они отвечали: «Отвали, это же дерьмо»?

- Да постоянно! Иногда даже я сам думаю, что моя идея – дерьмо! Это я придумал сварить Флаке в котле, но когда мы впервые сделали такое на сцене, до меня дошло, что это чересчур удобно, просто глупо и совсем не смешно. Я сказал, что ненавижу этот номер. Но к тому времени все остальные его уже проделали и полюбили… Что ты думаешь о нем?


- Мне нравится. Нет ничего более неожиданного, чем глупости, творящиеся с абсолютно серьезным видом. Похоже на клоунов-психопатов, к примеру…

- Ага, конечно! Единственное только – не смеяться, пока они там проделывают это, да же?


- Часто что-то идет не так?

- С трюками такое постоянно. Но единственный раз, в Мехико, я по-настоящему испугался за свою жизнь – тогда мы устроили настоящий дебош, и это было даже не шоу, а всего-то автограф-сессия! Ожидалось, что на ней будет около 4000 человек. А когда мы повернулись, то увидели толпу в 15 тысяч, и весь город был просто неконтролируем. Все вылилось в настоящую анархию и мятеж. Нам пришлось спасаться бегством по крышам.


- Тебе когда-нибудь наскучивали трюки, весь этот огонь, каннибализм?

- Это все очень странно. Я бы очень хотел сделать акустический концерт с «Раммштайн». Но нельзя же просто прекратить то, что делаешь. Я бы взял консультанта по трюкам, но ребята пока что не очень готовы доверяться кому-то с улицы.


- Получается, «Раммштайн» - одна команда во всем, что касается принятия решений?

- Ага, но эта команда превращается в свободных людей, как только отправляется в турне. Шнайдер, Тилль и я живем сами по себе, остальные же посплоченнее. У меня свой ритм, который не согласуется с кем-либо еще. Я встаю, затем часик бегаю. После этого – никакого завтрака – я играю на гитаре и могу делать вокальные упражнения. А потом мы должны двигать на новое место. И все это – пока другие только спускаются на завтрак. Но, честно говоря, я и не хочу их видеть каждый день! Вот почему группы пьют и принимают наркотики в турне: каждый день одно и то же. Для меня это особенно тяжело, потому как мне постоянно надо заниматься чем-нибудь творческим.


- Есть, наверное, способы оставаться в здравом уме…

- Самое лучшее – пробежка. А что до всего этого рок-н-рольного поведения, то я мог только пить, когда принимал наркотики. Но это все в прошлом. Я только один раз выступал под кокаином, и хотел тогда быть оригинальным супер-быстрым гитаристом всех времен и народов! А сейчас я занимаюсь творчеством – включая даже мои вокальные упражнения или еще что-нибудь. Чтобы избавиться от скуки, заставляющей пить и наркоманить…


- Когда тур заканчивается, ты чувствуешь себя спокойно или находишься на грани самоубийства?

- Отделаться от ощущения турне очень тяжело. Проходишь через депрессию. Ведь, в конце концов, ты выступаешь потому, что тебе нужно внимание. В турне ты бог, ты босс, ты рок-звезда! Люди все для тебя делают, и вдруг ты должен заботиться о себе сам. В турне у нас был парень из персонала по имени Том. И вот несколько недель спустя, сидя дома в гостиной, я поймал себя на том, что кричу: «То-о-о-о-о-ом!!!» Ха-ха-ха!


Пауль Ландерс выглядит тихим и более замкнутым. Смотрите, не обманитесь. Приветствия дружеские, но формальные – почти британские – и вот начинается интервью… и очень скоро Пауль обнаруживает убийственную иронию, дружелюбие, склонность к вечеринкам и раскрывает секреты гримерки «Раммштайн»…


- Ладно, вот прямо перед началом шоу, когда вы за сценой… что вы все делаете?

- У нас есть диск Silesian фолк-музыки – знаете такую?


- Нет…

- (оглушительный хрипло-визгливый фальцет) РРРРРРРРР!!!!
Р-л-р-л-рл-р-л!!! Йа-й-ай-а! ОУА!!!!


- Ох ты ж…

- Да, так что люди бы удивились, точно?


- Э-э-э… да.

- У каждого из нас также есть маленькие ритуалы. Тилль (Линдеманн, вокалист) качает железо. Рихард играет на гитаре. У Шнайдера (ударник) есть местечко, где он и упражняется. Флаке (Лоренц, клавишник) сидит себе тихо и пьет стаканчик-два портвешка. Олли (Ридель, басист) играет в футбол.


- И никакой сценобоязни?

- Ах, что вы! Мы лишь однажды сильно нервничали, когда надо было записать один номер на камеру для ТВ.


- А что, если какой-нибудь из твоих трюков не сработает?

- Ой, да такое все время происходит. И это ужасно. Когда все идет кувырком, да еще и одна из штуковин не срабатывает, то настроение полностью меняется. Особенно у Тилля – пару раз я видел, как он надевал эти огненные рукава в стиле Робокопа, поднимал руки вверх, чтобы выпустить огонь и… ничего. Повтор… ничего. Стоял я и понимал, что после шоу в гримерке будут разборки по полной программе.


- Вы придумывали такие идеи трюков, которые были бы чересчур смелыми даже для «Раммштайн»?

- Не смелые, а просто они не работают. Вот даже с этими огненными рукавами – все подумали, и каждый сказал: «Хм, это просто глупо». Но потом все же решили оставить трюк еще на одно шоу и посмотреть, как он пойдет – и после этого все дружно заявили: «А вообще-то, довольно неплохо!» Так происходит постоянно. Но мы, конечно, меняем трюки от шоу к шоу.


- А где вы испытываете все эти огромные огнеметы перед тем, как выступать с ними?

- Ну, у нас есть старый заводик, где мы и проводим испытания.


- Можно спросить, много ли нахлобучки в связи с этим вы получаете от ваших страховых компаний?

- М-м-м, да. Проблема в том, что все труднее и труднее делать незаконные веши. Когда мы были моложе, это было не так плохо, а сейчас каждое наше слово бежит впереди нас благодаря всяким доносчикам… Кто-то что-то вычитает о шоу в журнале в самом начале турне, позвонит промоутеру, тот звонит нам и говорит: «Вам нельзя это делать. Когда привезете шоу к нам, сокращайте количество пиротехники, иначе мы не позволим вам устраивать концерт, выкиньте то, выкиньте это» и так далее.


- И как вы поступаете? Что-то я не заметил, что вы сокращаете количество пиротехники…

- Мы говорим – да, конечно, вы правы. А затем, прямо перед началом шоу, возвращаем все на место. После выступления приходится делать фотографии арены, чтобы показать, что она не очень обгорела, иначе люди попытаются преувеличить ущерб и выставить за это счет.


- Ты замечал когда-нибудь, что на сцене думаешь о чем-то постороннем?

- Такое случается только во время плохих шоу. Если все идет скучно, то начинаешь думать: «Ну, так что у меня сегодня на ужин?» Но когда шоу потрясающее, и ты весь в него погружен, то не помнишь ни о чем, пока оно не закончится.


- А затем едешь в новый город, и начинается новый день…

- Да уж, я могу заниматься чем угодно, только не сидеть без дела. Флака классный, он просто выходит из отеля и идет, куда глаза глядят, безо всякого плана, может забрести на какие-нибудь городские окраины. Затем вдруг останавливается, разворачивается и пытается найти дорогу обратно в гостиницу, ха-ха! Еще мы любим встречаться с друзьями. В Лондоне всегда собираемся вместе с «Placebo» или с ребятами из «Skunk Anansie».


- И до сих пор живете в стиле «рок-н-ролл»?

- Ну, скажем, мы не «Red Hot Chilli Peppers» с их травяными чаями и минеральной водой…


Мэтт Поттер
Kerrang

// Перевод Ольги Белик //